Сайен Бейлок - Мозг и тело. Как ощущения влияют на наши чувства и эмоции
По мнению ученых, эта борьба, сопутствующая жизни в городе, меняет мышление человека – и не всегда в лучшую сторону. Метаанализ[37] результатов нескольких сотен исследований показывает, что у городских жителей риск развития тревожного расстройства в той или иной форме на 20 процентов выше, чем у тех, кто живет не в такой густонаселенной местности. Риск развития нарушений настроения – на 40 процентов выше. Но самое удивительное, что процент заболеваемости шизофренией среди людей, рожденных и выросших в городе, вдвое выше, чем у тех, кто появился на свет и провел детство на селе. Иными словами, люди, живущие в условиях города, где мало зеленых насаждений, чаще страдают от умственных расстройств, и здоровье и самочувствие у них в среднем хуже. Конечно, говоря о связи между урбанизацией и психическим здоровьем, мы не хотим сказать, что городская жизнь и есть корень зла. Возможно, действуют и другие факторы, которые подталкивают людей к городскому стилю жизни и одновременно являются причиной проблем с психическим здоровьем. Хотя некоторые ученые, такие как Андреас Мейер-Линденберг из немецкого Гейдельбергского университета, убеждены: уже собрано достаточно доказательств того, что подобный вред здоровью людей наносит именно жизнь в городе как таковая. В качестве примера Мейер-Линденберг приводит шизофрению, указывая на недвусмысленное наличие связи между распространенностью этого психического расстройства и жизнью в городе – связи, выглядящей как кривая «доза-эффект»[38]. Иначе говоря, чем дольше вы живете в городе, тем выше вероятность того, что у вас разовьется шизофрения. Трудно объяснить, как продолжительность жизни в городских условиях может быть методически увязана с вероятностью развития шизофрении, если не допускать возможности, что сам по себе город и есть движущий фактор.
Несколько лет назад Мейер-Линденберг и его команда решили основательно разобраться в том, как урбанизация влияет на мозг{257}. Ученые пригласили для участия в эксперименте добровольцев разного происхождения: и таких, кто родился и вырос в большом городе, и таких, чьей малой родиной были небольшие населенные пункты. Пока исследователи сканировали мозг «подопытных», те должны были решать чрезвычайно сложные математические задачи, специально подобранные таким образом, чтобы вызвать у участников исследования стресс – этот вечный спутник жизни в городе. Средняя успеваемость варьировала между 25 и 40 процентами. При этом на добровольцев были надеты наушники, так что они могли слышать отзывы руководителей эксперимента, от которых они и узнавали, до чего плачевны их результаты по математике.
Если кто-нибудь постоянно указывает на то, что вы не справляетесь с данной вам задачей, бывает трудно не разнервничаться. Подобное «унижение» – верный способ вызвать раздражение у большинства людей. Как и следовало ожидать, после теста по математике уровень кортизола в крови некоторых испытуемых зашкаливал. Удивительно другое: Мейер-Линденберг и его коллеги обнаружили, что в процессе исследования, пока они «распекали» испытуемых, у тех из них, кто жил в большом городе, наблюдалось более значительное повышение активности в миндалевидном теле мозга, чем у людей, живущих в маленьких городках или сельской местности. Как мы отмечали в предыдущих главах, миндалевидная железа – основной двигатель наших эмоций. Она выполняет множество функций, в том числе сигнализирует о внешних угрозах. Кроме того, на нее «возложена ответственность» за возникновение тревожных расстройств, депрессии и склонности к насилию – всего того, что у горожан встречается чаще, чем у сельских жителей. Повышение активности миндалевидного тела нередко совпадает с неприятными эмоциональными реакциями. Проще говоря, жизнь в условиях города сопровождается повышением чувствительности к социальному стрессу.
Ученые также обнаружили, что значение имеет и то, где родились и выросли участники эксперимента. Реакции испытуемых различались в зависимости от того, росли они в густонаселенной или менее людной местности. Чем выше была численность населения родного края добровольца, тем выше оказалась и активность в передней поясной коре (ППК) его головного мозга во время стрессовой ситуации. Как и миндалевидное тело, ППК имеет непосредственное отношение к эмоциональным реакциям: оба участка мозга помогают нам разобраться в своих чувствах. Но у ППК есть и другая функция: когда что-то идет не так, как обычно, она начинает подавать нейронные сигналы опасности, которые оповещают остальную часть мозга о проблеме. В условиях индуцированного исследователями стресса люди, выросшие в большом городе и продолжающие жить в нем, продемонстрировали наивысшую степень активизации ППК.
Чтобы удостовериться в неслучайном происхождении таких результатов, Мейер-Линденберг и его коллеги повторили свое исследование с новой группой добровольцев. На сей раз они повысили интенсивность социального стресса: на протяжении всего теста по математике участники эксперимента могли видеть на экране лицо руководителя эксперимента, который неодобрительно смотрел на их неуклюжие математические действия. Итак, они не только выслушивали его нелестные отзывы о себе, но еще и видели, как он морщится и гримасничает каждый раз, когда они допускают ошибку. Результаты, полученные в этот раз, подтвердили предыдущие выводы: жизнь в городе, в условиях стресса, сопровождается повышением активности миндалевидного тела и передней поясной коры головного мозга.
Скептически настроенный читатель может возразить, что все эти открытия не имеют никакого отношения к социальному стрессу и что они могут быть вызваны действием другого фактора, например тем, что людям пришлось выполнять сложную когнитивную работу – решать математические уравнения. Может, при столкновении с трудностями мозг городских жителей демонстрирует более высокую активность в «эмоциональных» сетях. Однако исследователи позаботились о том, чтобы не остаться без аргументов против таких возражений. Они сканировали мозг добровольцев и в условиях, когда те просто решали математические задачи, не получая никаких комментариев со стороны руководителя эксперимента. Так вот, при отсутствии социального стресса зависимости между повышением активизации мозга и условиями жизни не наблюдалось.
Примечательно, что миндалевидное тело и переднюю поясную кору головного мозга ученые связывают не только со стрессом, но и с кругом социальных контактов человека. Чем больше размер указанных участков мозга, тем шире и сложнее оказывается наша личная система социальных отношений. Поскольку миндалина и ППК – главные игроки на поле эмоциональных реакций, вполне логично, что именно они оказываются в центре нейронной сети, отвечающей за социализацию. Это с их помощью мы определяем, является человек нашим знакомым или чужаком, другом или врагом{258}.
Можно допустить, что городская жизнь и сопутствующее ей богатое и разнообразное социальное взаимодействие «оснащает» обитателей городов более мощной мозговой аппаратурой, чтобы те могли справляться со сложными ситуациями, с которыми часто сталкиваются. Если данное предположение верно, то оно полностью согласуется с так называемой гипотезой социального мозга. В соответствии с этой концепцией жизнь в многочисленных и сложных социальных группах привела к смещению эволюционного отбора в сторону пространных участков мозга с более значительными «мощностями», необходимыми для осуществления важного социального ориентирования, скажем, сбора информации о том, кто есть кто, и запоминания огромного количества лиц и взаимосвязей. Например, среди различных видов приматов те, которые живут более многочисленными социальными группами, как правило, имеют более крупное миндалевидное тело по сравнению с теми, кто живет меньшими группами, даже если общий размер и тела, и мозга у них примерно одинаковый. Конечно, люди, лучше «оборудованные» мыслительными способностями для социализации, соответственно, лучше подготовлены к переезду в большой город, где социальное взаимодействие происходит намного активнее. Однако вместе с наращиванием умственных «мощностей» возрастает и риск сбоев в их функционировании. Поскольку городские жители постоянно используют это свое «оборудование» для поиска решений в сложных социальных ситуациях, в которые они часто попадают, их психические функции нередко перестают исполняться исправно. Они становится сверхчувствительными даже к очень слабым формам стресса и выходят из строя.
Характер взаимодействия человека с окружающими сказывается не только на реакции на стрессовые ситуации, но и на представлениях о собственной способности справляться с трудностями. Как мы убедились в предыдущих главах, если мы не в форме, недостаток энергии меняет наши впечатления о сложности той или иной задачи. Когда людей просили оценить крутизну склона холма, они были склонны оценивать его как более пологий, если чувствовали себя в хорошей физической форме или не несли на спине тяжелый рюкзак. Получается, что мы обращаемся к своему телу за информацией о том, насколько трудно будет покорить холм, и уже на основе этих сведений оцениваем его физические характеристики. То же самое происходит и при психическом истощении: когда мы только что пережили неприятный разговор, столкновение, спор, драку или просто вспоминали о ком-то, кто предал или разочаровал нас. Если в этот момент рядом с нами окажется друг или мы просто подумаем о человеке, чью поддержку получаем, наши представления о сложности предстоящей задачи могут претерпеть изменение. Люди воспринимают тот же подъем как менее крутой, если их сопровождает кто-то из друзей. Однако количество сил, которые придает нам дружба, зависит от качества конкретных взаимоотношений. Чем дольше вы знаете человека и чем теснее ваша связь, тем теплее ваши с ним отношения и тем сильнее его присутствие и мысли о нем меняют восприятие крутизны холма. Если вы подумаете о ком-то, к кому у вас двойственное отношение, потенциальное путешествие до вершины холма покажется вам столь же трудным и опасным, как и до этого момента{259}.
